...Наши войска освобождали Бессарабию, В каком - то местечке я разыскал штаб нашего полка, встретил старых боевых товарищей. Ребята загляделись на мой новый истребитель с дарственной надписью на борту.
В обстановке удивительного радушия и сердечности мы отдыхали несколько недель. Вскоре, однако, стали заметны приготовления к большим боям. Готовилась знаменитая Яссо - Кишинёвская операция. Немцы прекрасно понимали, что из Бессарабии открывается путь на Балканы, и они стягивали сюда самые боевые части. В частности, мы узнали, что на наш участок прибыли опытные лётчики, последние части некогда знаменитого воздушного флота Геринга.
...Эту нахальную "семёрку" ребята приметили совсем недавно. Казалось, она безрассудно лезла в самую гущу боя, но там чувствовала себя как рыба в воде: атаковала всегда неожиданно, никому ещё не удалось поймать её в прицел. Сразу было видно, что летал на ней старый и опытный летчик. Фюзеляж "семёрки" украшал любовно выписанный червовый туз.
В моей эскадрилье от "семёрки" пострадал Володя Бабкин, хороший парень, награждённый тремя орденами Красного Знамени, В горячке боя он не заметил злосчастной "семёрки", она спикировала на него откуда - то сверху и подбила пушечной очередью. Сам Володя был ранен, но успел выброситься на парашюте.
Рассчитаться за Володю нам удалось очень скоро. К тому времени господство нашей авиации в воздухе было полным, и мы, несмотря на то, что против нас дрались немецкие асы, иногда позволяли себе такие жесты: "заявляемся" на вражеский аэродром вчетвером или впятером - Телегин, Дунаев, Шутт, Корниенко, все Герои Советского Союза, и сбрасываем вызов: "Выходи драться. На взлёте бить не будем". Как правило, немцы предпочитали отсиживаться в укрытиях. Вражеская служба наблюдения ещё заранее предупреждала своих летчиков: "Ахтунг, ахтунг ! В воздухе..." и далее шло перечисление наших фамилий. Немцы тоже приметили наши машины...
 |
С "семёркой" мы встретились в коротком воздушном бою. Я заметил её ещё при сближении с противником, но в самый момент боя она как - то неуловимо исчезла из поля моего зрения. Я видел, как мастерски провёл сложный маневр Телегин. Он оттянул на себя несколько вражеских машин и лёг в разворот. Немцы устремились за ним. Тогда Фёдор каким - то искусным нырком заскочил в хвост последнему из преследователей и мощной очередью срезал его.
Очень лихо сбил вражескую машину и Дунаев. Вдруг я почувствовал огромной силы удар по правой плоскости своей машины. Понял: пушечная очередь. Глянул вбок - и близко, совсем рядом увидел хищные очертания немецкого самолёта. Это была злосчастная "семёрка" с червовым тузом. Немец свалился на меня сверху, дал очередь и, увидев, что я уцелел, свечой пошёл вверх.
Однако прошло то время, когда немцы были неуязвимы на вертикалях. Выправив машину, я кинулся в погоню. Немец, как видно, не ожидал преследования и спокойно сделал переворот. В тот момент, когда "семёрка" опрокинулась на спину, я всадил в неё длинную очередь. Не закончив переворота, вражеский самолёт беспомощно повалился на землю... В этом бою мне удалось сбить ещё один самолёт.
* * *
...Итак, на плечи мои легли обязанности командира полка. Помимо хлопот, связанных со сложным хозяйством, каким является авиационный полк, я должен был неизменно принимать участие в боевых вылетах. Теперь за мной следили десятки глаз, ибо нигде, как в авиации, не ценится так доблесть командира полка. Как старший товарищ, он обязан быть смелее, искуснее, неутомимее других. В этом отношении он постоянный образец для подчиненных, особенно для молодых лётчиков.
Из первых дней моего пребывания на этом посту мне вспоминается один довольно интересный случай. Вместе с молодым пилотом Виктором Усовым вылетели мы на разведку, Со своим ведомым я заранее договорился, что он будет меня прикрывать, а я наблюдать за местностью и заносить все замеченное на карту. Слетали мы с пользой. Я засек множество танков, механизированных частей и других войск. Все это немцы сосредоточивали для контрудара.
Стремясь поскорее доставить ценные сведения, мы скоро легли на обратный курс. На бреющем полете миновали линию фронта, вот - вот должен был показаться наш аэродром. Как потом выяснилось, два немецких истребителя давно уже следили за нами. Не решаясь напасть в открытую, они тоже перешли на бреющий полет и незаметно крались позади, выбирая удобный момент. Такой момент наступил, когда мы стали заходить на посадку: я впереди, Виктор за мной. Хорошо помню: земля все ближе, прямо перед глазами посадочный знак "Т" - и вдруг панический голос в наушниках:
- Товарищ командир, "Мессеры" !
Это с земли заметили вражеских охотников.
Все дальнейшее заняло какие - то секунды. Виктор Усов, облетая меня, бросается на врага и сбивает ведомого, но сам попадает под огонь ведущего. Горит "Мессершмитт", горит и самолёт Усова. Виктор, впрочем, успел выброситься на парашюте и удачно приземлился на своем аэродроме. Потом он рассказывал, что, не отстёгивая парашюта, лежал на земле и смотрел за воздушным боем. И только потом, когда всё кончилось, он опомнился, увидел себя, запутавшегося в стропах, поднялся на ноги. Как летел, как приземлился, он не мог припомнить...
В воздухе остались двое - я и немецкий лётчик.
- "Мессер" на хвосте ! "Мессер"... - звенит в наушниках истошный голос.
Положение у меня критическое: понятно и без подсказки с земли. Я шёл на посадку и уже выпустил шасси. Самое беспомощное положение. В качестве добычи я представлял собой великолепную мишень. И немецкий лётчик знал это, - недаром он так долго крался за мной. Схватки в открытую он благорозумно решил избежать. Видимо, его насторожила пестрота моей машины: дарственная надпись на борту, множество звёзд на фюзеляже, обозначающих воздушные победы. Он знал, что перед ним далеко не новичок. Поэтому - то и решил действовать только наверняка.
 |
Именной истребитель Як-1Б Сергея Луганского, весна 1944 года.
Как стервятник, бросился на меня "Мессершмитт". Сбить самолёт на посадке или взлёте - пустяковое дело даже для малообученного лётчика. Исход здесь только один - гибель. И если я всё - таки уцелел, то спас меня от верной смерти только счастливый случай.
Дело в том, что при выпуске шасси самолёт сильно "проседает" в воздухе. Вот это проседание и спасло меня. Я слышал, как над моей головой прошла длинная очередь. Вовремя, очень вовремя "просел" мой самолёт !
Мимо меня промелькнул силуэт "Мессершмитта". С рёвом пронёсся он и взмыл вверх. Сейчас его положение предпочтительнее. Он хозяин ситуации. Пока у моего самолёта ещё не убрано шасси, надо успеть зайти на боевую позицию, спикировать ещё раз и уже теперь не дать промаха.
Немец разворачивался для новой атаки. На фюзеляже вражеской машины я разглядел кокетливый пиковый туз. Ас, старый знакомый. Видимо, решил мстить за своих.
Получив возможность осмотреться, я быстро убрал шасси и приготовился к отражению атаки. Но драгоценные секунды всё равно потеряны, и опытный противник постарается это использовать. В воздушном бою как в шахматах: потерянные темпы помогают сопернику развить неотразимую атаку. Так и теперь: пока я выходил из беспомощного положения, немец уже зашел ко мне в хвост.
Кому из лётчиков не знакомо то непередаваемо сложное чувство, когда видишь у себя на хвосте врага, врага опытного, хитрого и беспощадного, врага, который знает твоё беспомощное положение и уж постарается не выпустить тебя из когтей. Любой из лётчиков на месте немца ни за что бы не выпустил добычи. Такая выгодная позиция ! Азбука... Ко всему прочему нужно учесть, что бой происходил на глазах всего аэродрома - лётчиков, техников, бойцов охраны, официанток.
"Командир полка дерется !.." А у меня нарядная, вся в звездах и с дарственной надписью алма - атинцев машина. Как тут можно было осрамиться ? И в этот момент я почувствовал, что та пестрота моей машины, над которой я до сих пор не задумывался, обязывает ко многому.
А "пиковый туз, как ни крути, на хвосте !..
Всем существом своим ощущаю хищную и стремительную нацеленность врага. Он раздасадован, разозлён. Промахнуться из такого положения ! И теперь, в новой атаке, он весь собран, потому что больше удобной позиции не подвернётся. Дай он мне возможность развернуться, и бой пойдёт на равных. Но не ради этого "Мессер" крался за мной так долго. Он собрался в комок, чтобы эта эта его атака была успешной, последней.
От ожидания удара хочется пригнуть голову. Ведь очередь последует вот - вот ! Я, кажется, чувствую, как немец нашарил своими пулемётами мою незащищённую голову. Закрыться бы, спрятаться. Но в то же время понимаешь, что прятаться некуда.
Новую пулемётную очередь немец всадил почти в упор. Всадил плотно и злобно. Но - снова удача для меня ! Он лишь разбил мне фонарь, приборную доску, попал в пистолет и парашют. Сам я остался цел, только сильно обожгло ногу. Верю и не верю собственной удаче. Два раза подряд !
Итак, вторая атака немца тоже закончилась неудачей. Я уцелел. Теперь нужно было самому переходить в наступление.
Резко беру ручку на себя, и машина послушно взмывает вверх. Сейчас разговор пойдёт совсем другой. Смотрю: где немец, откуда собирается атаковать ? А может быть, он уже убрался подобру - поздорову ? Но нет, "Мессер" висит надо мной чуть сбоку, нацеливается опять. Решил, видимо: или пан, или пропал !
Гадать не приходится: передо мной бывалый волк. Решаю навязать ему бой на глубоких виражах. В бою, а тем более в воздушном, соображаешь очень быстро, в какие - то мгновенья. Тактика боя созревает как бы сама собой, чуть ли не механически. Соображаю, у меня уже совсем не оставалось горючего, значит, машина намного легче "Мессершмитта". К тому же бой на глубоких виражах - дело давно опробованное, знакомое. Попробую измотать немца на перегрузках.
Итак, он принял бой, не уклонился и азартно лёг за мной в вираж. Он был по - прежнему уверен в себе. А может быть, решил, что неудачи в конце концов перестанут его преследовать. В самом деле, сколько можно ? Промахнуться два раза подряд из таких выгоднейших положений !
Наши машины неслись друг за другом, находясь почти в перпендикулярном положении к земле. Я оглянулся на преследователя и заложил вираж как можно круче - на самом пределе. Расчёт оказался верным. Мой самолёт оказался легче, поэтому я обращался по кругу гораздо меньшего диаметра. Постепенно я оторвался от противника и стал догонять его, а повиснув у немца на хвосте, дал длинную очередь. Видимо, сказалась перегрузка, - стрелял я не совсем точно: разбил немцу только фонарь и спинку сиденья. Что ж, теперь удача улыбнулась противнику.
Однако я был уже хозяином положения и не выпускал инициативы. Со следующего захода я влепил снаряд прямо в магнето "Мессершмитта". На этот раз выстрел был прицельный и точный. "Пиковый туз" снизил скорость, пропеллер у него заработал вхолостую и скоро остановился. "Мессершмитт" начал планирование.
Бой был выигран. Немец планировал, быстро теряя высоту. Иногда "Мессер" клевал носом, но лётчик умелым властным маневром выравнивал машину и ровно вёл её к земле. Чёрный зловещий самолёт с ненавистными крестами - эмблемами немецкой авиации был обречён и представлял сейчас беззащитную мишень. Соблазн расстрелять его был велик, но я сдержался и подождал, пока немец сядет. "Пиковый туз" посадил машину в 3-х километрах от лётного поля.
Кружась над местом его приземления, я перевёл дух. Хотя бой длился всего несколько минут, усталость была страшная - перегрузка. Горючего в баках оставались какие - то капли.
"Мессершмитт" спланировал умело. Немецкий лётчик, не выпуская шасси, посадил самолёт на брюхо. Сверху я наблюдал, скоро ли покажется из кабины пилот и что он станет делать. В последнее время наиболее отъявленные фашисты предпочитали отстреливаться до последнего, не желая сдаваться в плен. В этом случае я "усмирил" бы немца с одного захода. Не хватало ещё, чтобы кто - нибудь из наших ребят получил вражескую пулю на земле.
Немец не показывался долго, но, когда с аэродрома подъехали машины и выскочившие ребята подбежали к сбитому самолёту, вражеский лётчик вылез из кабины машины и первое, что он сделал, протянул им свой пистолет. Отдавая оружие, он держался за шею, по щеке его струилась кровь. Значит, ранен...
Над самой землёй, заранее выпустив шасси, я потянул на аэродром. Горючего не оставалось совсем, и последние метры я одолел уже планированием.
Приземлившись, побежал докладывать о результатах разведки. Освободился я не скоро, а когда вышел из штаба, то сбитого немца уже доставили на аэродром. Зажимая кровоточащее ухо, он стоял в окружении наших лётчиков, бледный с осунувшимся лицом. Но глаза его были надменно устремлены куда - то вдаль. На наших ребят он совсем не обращал внимания. Иногда презрительно дергались тонкие губы. Чтобы подойти ближе, я тронул стоявшегопередо мной за плечо. Он обернулся, и я узнал Виктора Усова, своего ведомого.
- Пройдите, товарищ Капитан. Занятный волчонок...
"Пиковый туз" оказался плечистым, сильным парнем лет 28. На груди его красовалось четыре креста, Из короткого допроса, который учинили тут же, выяснилось, что немца зовут Отто. Воюет он давно, сражался с французскими, английскими, польскими лётчиками. За все время сбил 70 самолётов. Из них больше 30 - русских.
- Ах ты, гад ! - громко сказал Виктор Усов.
Понял ли немец, что это относилось к нему ? Скорее всего - да, потому что он нехотя перевёл взгляд на Усова и несколько мгновений смотрел ему в глаза. Но любопытство, с которым рассматривали пленного наши лётчики, сменилось ненавистью, и немцу стало не по себе. Несколько раз он с беспокойством посмотрел по сторонам, явно ища защиты от самосуда. Угадав во мне старшего, он с надеждой обратил взгляд.
- А трусит ! - сказал кто - то с удовольствием.
Пленного повели в штаб. Он пошёл охотно, не желая больше оставаться в окружении лётчиков. В штабе, словно в благодарность за избавление, немец охотно разговорился. За подвиги на русском фронте Гитлер наградил его "Дубовыми листьями к рыцарскому кресту" - знак высшей воинской доблести в немецкой армии. Награды фюрера, однако, Отто ещё не успели вручить - он ждал её со дня на день...
* * *
На следующее утро к нам на аэродром приехал командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев в сопровождении группы Генералов. Его приезд застал нас врасплох. Но мы быстро привели всё в порядок, и я встретил гостя рапортом.
 |
Именной самолёт Як-1Б Сергея Луганского, 1944 год.
Конев был в обычной своей фронтовой форме, без каких - либо наград. Большой козырёк военной фуражки закрывал от солнца усталые глаза. Мне показалось, что яркий свет даже утомляет его.
Не помню, что в моём рассказе о воздушном поединке вдруг заинтересовало его, но усталые глаза Маршала оживились, и он привычным жестом сбил фуражку на затылок.
- Ах даже вот как ! - проговорил он с удивлением, словно изучая меня живыми, прищуренными глазами. - Ну, просто молодец ! Поздравляю !
- Служу Советскому Союзу, товарищ Маршал Советского Союза !
Командующий, показывая, что официальная часть встречи кончилась, взял меня за локоть и повёл рядом с собой.
- Значит, что же - есть еще возможность увеличить счёт ? - спросил он, то и дело взглядывая на меня сбоку.
- Так точно, товарищ Маршал Советского Союза.
Уезжать от нас Конев не торопился. Он прошёлся по аэродрому, заглянул в землянки и в столовую. Стоял ясный день.
- А сбитый далеко ? - вдруг спросил он.
- В штабе, товарищ Маршал.
- Да нет. Я не о пленном.
- "Мессершмитт" ? Он здесь, близко. Разрешите проводить, товарищ Командующий ?
- Да уж покажите. Интересно было бы взглянуть.
- Пешком ?
- Ну, если не очень недалеко... Идёмте, товарищи, - пригласил он сопровождающих и, заложив руки за спину, почему - то долго смотрел на ясное голубое небо. - А день - то, день - то какой сегодня !
Сбитый Ме-109 ещё вчера вечером подтянули ближе к аэродрому, идти было совсем недалеко. Конев подошёл к сбитому немецкому самолёту и стал внимательно его разглядывать. Ногой, затянутой в высокий, выше колена, сапог, он постучал по плоскости "Мессера", но ничего не сказал. С минуту, если не более, лицо его было задумчивым. Потом Конев вскинул голову и тут же, на поле, приказал командиру нашего корпуса Генералу Рязанову:
- Я бы хотел иметь сегодня же документ о представлении Капитана Луганского ко второй Звезде Героя.
Уставным "слушаюсь" командир корпуса принял к исполнению приказ Маршала.
* * *
Радостную весть о присвоении мне звания дважды Героя Советского Союза принёс техник Иван Лавриненко. Запыхавшись от бега, ввалился он ко мне в землянку:
- Товарищ Капитан... Присвоили ! Сам слыхал. Сейчас только !
В первое мгновение я ничего не понял, но, напуганный неожиданным вторжением техника, вскочил на ноги. Его громкий крик, его вид могли говорить о чём угодно. Я несколько растерялся, потому что в своих мыслях, в тот самый момент, был очень далёк от фронтового аэродрома: писал домой письмо.
Лавриненко как бежал, как упёрся обеими руками в косяки, так и остался на пороге, загораживая собою весь дверной проём. Он ещё не мог перевести дух.
- Левитан читал... Из Москвы !
Смысл происходившего постепенно доходил до моего сознания.
- Так быстро ? - только и спросил я, когда наконец понял, что за весть принёс мне Иван Лавриненко...
* * *
...В один из дней фронтового затишья я вылетел на свободную охоту в паре с Героем Советского Союза Старшим лейтенантом Евгением Меншутиным, отличным боевым лётчиком и надёжным товарищем.
Навстречу нам идут два Ме-109, направлявшиеся, как видно, тоже на свободную охоту. Встретились, как говорится, лоб в лоб.
Ведущий вражеской пары сильно выделяется ярким капотом, выкрашенным в красный цвет. Всё ясно - ас со своей "визитной карточкой". В последнее время за такие яркие капоты наши лётчики прзвали их "пожарниками". Ведомый аса, без всякой "визитки", послушно идёт в хвосте.
 |
План боя рождается в голове мгновенно... Мы отвесно пикируем в облака. Немцы, думая, что мы уходим от них, тоже пикируют. Однако найти нас в облаке невозможно, и они намереваются перехватить внизу, не дать уйти и прижать к земле. Так и есть - противник подкарауливает нас под облаками. Ждут, когда мы покажемся. Но в этом - то и состоит наш расчёт. В облаках, невидимые для противника, мы поворачиваем обратно и боевым разворотом выходим прямо для атаки сверху. Немцы оказываются под нами, в самой невыгодной для них позиции.
Меншутин с первого же захода сбивает ведомого. "Мессер" валится на крыло и летит к земле. Мне же своего никак не удаётся поджечь. Я захожу "пожарнику" в хвост и с близкого расстояния всаживаю длинную очередь. Вражеский самолёт должен вспыхнуть, как факел, ведь я чуть на распорол ему топливный бак. Но он не горит !
Разворачиваюсь и бросаю машину ещё в одно пике. Пилот "пожарника", видимо, ранен. Ме-109 послушно, как обречённый, тянется передо мной, принимая в себя всё новые очереди. С сильным уклоном он идет к земле и вскоре падает.
К моему удивлению, "Мессер", ударившись о земля, не взорвался. Странно... Пилот, проломив фонарь, вылетел далеко в сторону и лежит без движения. Недалеко чадит куча почерневших обломков от сбитого Меншутиным самолёта.
Сбитый мною "пожарник" заинтересовал меня. Поскольку "Мессер" и его пилот находились на нейтральной полосе, их в тот же день доставили на наш аэродром. Пилот - черноволосый смуглый парень. На груди - три Железных креста. По удостоверению, найденному в нагрудном кармане, он оказался итальянцем Джибелли. Старый знакомый...
О нём разведка предупреждала нас ещё перед началом Яссо - Кишинёвской операции. Известный итальянский ас Джибелли уже тогда имел на своём счету более 50 сбитых самолётов. В тех воздушных схватках он уцелел. А вот теперь...
Осматривая подбитый Ме-109, наши техники обнаружили интересную новинку: мало того, что бак с горючим имел изнутри толстую прокладку из сырой резины - с этим мы уже встречались, - он к тому же был обтянут сверху лосёвой кожей. Видимо немцы из последних сил пытались уберечь свои лучшие лётные кадры. Именно поэтому мне и не удалось поджечь вражеский самолёт...
* * *
...От тяжелых раздумий меня отвлек голос моего напарника, Кузьмичёв заметил 4 самолёта противника. Я внимательно вгляделся. Навстречу нам действительно шла четвёрка вражеских истребителей. Это были они - "пожарники"...
О дружной четвёрке немецких асов мы уже слыхали. Они неизменно появлялись вчетвером, ходили боевым строем, дрались слаженно и лихо. Ребята не раз жаловались на них. Немцы приблизились, и мы увидели окрашенные в яркий красный цвет капоты вражеских машин. Сомнений не было - это та самая четвёрка.
Нас с Кузьмичевым двое, и это заставляло задуматься. Ввязываться в открытый бой - опасно. Удирать - неловко, Что же предпринять ?
Впереди по голубому безмятежному небу плыло одинокое облако. Может быть...
- Иван Фёдорович, оттянись. Зайдём в облако и сделаем переворот.
Летать с Кузьмичёвым мне приходилось не раз, и мы научились с полуслова понимать друг друга. На виду у немцев наши самолёты нырнули в облако. Немецкие асы, надо полагать, только усмехнулись такой детской уловке и, не меняя боевого строя, стали ждать, когда мы появимся. Собственно, мы и не рассчитывали, что немцы ринутся за нами в облако. Это было бы глупо. Немцы ожидали нас внизу, готовясь сразу же расстрелять в упор, а мы, едва скрывшись в облако, перевернулись и, резко изменив курс, вынырнули над самыми головами немцев.
Спикировав сверху, мы сразу сбили два вражеских самолёта. Оставшаяся пара упала в затяжное пике, перешла на бреющий полёт и пошла прочь...
